Мы – силы - Страница 91

Алексей, откровенно игнорируя охранника, осмотрелся. Все восемь осужденных за попытку вооруженного захвата власти держались вместе, и, наверное, это было хорошо. Алексей искренне радовался тому, что рядом с ним Петька и Стас. То, что Аркадий Викторович с ними, тоже было хорошо. А вот то, что Самсон тут, это не хорошо, но да фиг с ним… Именно Самсон подозревался в том, что сболтнул лишнего и не тому. Нет, конечно, специально он предать не мог, но проболтался, и почти все погибли. Остались только вот они, восемь… Остальных Алексей знал плохо. Они были из другого отряда. Кажется, именно они и должны были захватить мэра. Но захватили их. Хотя, что там… Что вспоминать… Что жаловаться… Им даровали жизнь, отправив рыть обводные каналы вокруг города и укреплять их. Наверное, лучше бы сразу расстреляли. Их отправили без срока. Ну да это ничего. Все умрем, и не важно когда. Вчера умерла вот Эльвирка. Нет, она не была подпольщицей и попала сюда за проституцию. Но девчонка была классная. Простудилась, работая в воде. Простудилась, и спустя три дня отек легких. А ведь ей всего пять месяцев дали… Хотя тут бы месяц на таком пайке прожить. Долго тут не живут. Поэтому и сроки маленькие дают. Работаешь в воде. Спишь в чистом поле за колючкой. Сбились в кучу и спим. Только так ночью еще тепло. Наверное, если бы кормили лучше, то и не холодно было бы. А так… Жалко Эльвиру. Маленькая ведь была. Всего восемнадцать или девятнадцать. Алексей вспомнил, как она в пропитанной глиной джинсе ворочала лопатой и катала по жиже невыносимо тяжелые тачки. Как она падала и вставала. Вставала и если видела, что кто-то на нее смотрит, то просто улыбалась тому. Кажется, у нее братишка мелкий в городе остался. Теперь он точно к шпане прибьется, а потом и в бандиты пойдет. И наверное, правильно делать будет, если господина мэра обувать начнет. Только вот обувать он, скорее всего, будет простых… До мэра и его секретарей, как до звезд, невидимых из-за облаков. И он тоже сюда попадет… И тоже, скорее всего, погибнет…

Эх, самому бы выжить.

– Ты что там возишься?! Копай резвее! – Это тот самый охранник. Ишь, за автомат хватается. Да по фигу на него.

«Как же ту девчонку звали в Питере? Нет, не помню, – отвлекался мыслями о прошлом Алексей. – Вот кого я, наверное, зря забыл. М-да. А ведь остались бы вместе, наверное, она бы и оттаяла. Может, и я бы здесь не оказался».

– …Ты что, не слышишь, баран!

«Да пошел он. Как же ее звали? Блин, а ведь красивая была».

– Да я тебя… – вскрикнул мент и спрыгнул в бурую жижу рядом с Алексеем.

Лопата взлетела и, описав полноценный круг, обрушилась на голову мента. Но не расколола ее, а лишь, скользнув по ней, вошла в плечо и, пропоров и одежду, и кожу, проломала ключицу. Алексей, как во сне, ничего не понимая и ни о чем не думая, резко дернул лопату на себя, и охранник, дико визжащий и дергающий курок поставленного на предохранитель автомата, повалился в грязь под ноги Алексея. Лопата совершила еще один круг и перебила шейные позвонки у барахтающегося в жиже милиционера.

Застрекотал автомат охранника, стоящего у далекого дерева. Фонтанчики грязи с шлепаньем запрыгали рядом с Алексеем. Стас упал. Упал и Петр. Красная краска уже подкрашивала бурый цвет жижи под ногами в еще более грязный и противный. А Алексей стоял с лопатой в руках, застрявшей в шее мертвого охранника. Наконец, когда упал на спину и Самсон, прошитый тремя пулями, Алексей нагнулся и потянул за ремень автомат, которым еще недавно ему угрожали. Медленно. Как все медленно… А быстрее не получается. Вот автомат в руках. Рычажок, как учил Мялов, на автоматическую стрельбу. Приклад в плечо.

Ствол задрало вверх, и ни одна пуля так и не задела стреляющего в него охранника. Да и не нужно это было. Из траншеи выкатился вал человеческого прилива и, накатив на охранника, накрыл его. Кажется, подобное происходило по всему фронту работ.

Никто никогда не считал штрафников, даже они сами себя с определенного момента не считали, но зато доподлинно известно, что сорок пять охранников были буквально изрублены лопатами. Спаслись только трое. Они успели добраться до города и сообщить о том, что заключенные подняли бунт.

Из гаражей мэра вырвались три «Урала» с тремя взводами милиции и с надрывным ревом помчались по свободным улицам к окраине. Когда они прибыли на место, там находились только те, кто никуда не хотел сбегать и, собственно, в расправе не участвовал. Только треть из них не была на месте расстреляна в горячке. Их загнали в загон и, оставив охрану, бросились в погоню за беглецами.

До самой ночи шла охота на заключенных. А наутро послали тех, кто не сбежал, собирать под конвоем трупы. Похоронили найденных быстро сами заключенные. Благо опыт по рытью канав они приобрели неплохой…

Подвал был не менее сырым, чем траншея. Алексей, голодный и промерзший, сидел, нахохлившись и завернувшись в тряпки, оставшиеся от бомжей из прошлой жизни, пытался согреться. Ночь позволила ему пробраться в город и не нарваться на патрули, по случаю бунта разъезжавшие до утра. К обеду голод стал невыносим. Адская боль резала желудок и заставляла корчиться, тяжело с перерывами дышать. Он не помнил, как смог подняться и выползти из подвала. Спотыкаясь и теряя намотанные на него тряпки, он проковылял почти квартал, не привлекая к себе внимание только слепых. Он почти дополз до пункта отоваривания карточек и там поник на асфальт безвольной плюшевой игрушкой.

С трудом перевернувшись на спину, он посмотрел в небо и начал молиться. Вместе с уносящейся к небу молитвой уходила и боль, и жизнь…